Публикации Статьи Статьи в журналах и сборниках Сборник статей "Елене Гохман посвящается. «К 70-летию со дня рождения»". А.Демченко. "Вокальный цикл Елены Гохман "Бессонница"". 
| 
| Просмотров: 2567ISBN 5-94841-033-1
Диктор: Среди творческих работ, выдвинутых на соискание Государственной премии за 1991 год в области литературы и искусства – вокальный цикл саратовского композитора Елены Гохман «Бессонница», написанный на стихи Марины Цветаевой. О творчестве Елены Гохман и её вокальном цикле «Бессонница» рассказывает музыковед Александр Демченко.
Демченко: Имя саратовского композитора Елены Владимировны Гохман пока что недостаточно известно всесоюзной аудитории, хотя с её музыкой встречались слушатели ряда городов страны, была она представлена и в концертах последних композиторских форумов – VI съезда композиторов России, который состоялся в прошлом году, и VII съезда композиторов СССР, который проходил в нынешнем году.
Эта недостаточная известность Елены Гохман огорчает. Не самого композитора – она чуждается каких-либо внешних атрибутов и полностью подчинена внутреннему ритму своей творческой судьбы. Огорчает тех, кто хорошо знаком с её музыкой и убеждён в том, что музыка эта должна иметь неизмеримо более широкий резонанс в среде ценителей искусства. Она имеет право на такой резонанс, потому что есть в ней те драгоценные свойства, которых нам часто так не хватает в хорошо известных образцах современной музыки – отечественной и зарубежной.
Дело в том, что герою музыки Елены Гохман присущи особые приметы. Такие, как подчёркнутая интеллигентность, тонкость, одухотворённость возвышенный строй мыслей, редкое чувство красоты. И, пожалуй, более всего – лиризм, понимаемый в самом широком смысле слова. Это преимущественное внимание к внутреннему миру человека. Это предельная эмоциональная наполненность, взволнованность и трепетность чувств, раскрываемых в очень широком спектре градаций и нюансов. Это душевная чуткость, отзывчивость, теплота и проникновенность, развитая способность к состраданию. Это, наконец, абсолютная искренность высказывания, нередко выливающаяся в исповедальность.
Со времён пресловутого спора «физиков» и «лириков», наперекор всему, композитор настойчиво и бережно взращивала в своём творчестве хрупкие побеги нежности, красоты, поэзии. Только теперь мы начинаем понимать, насколько это важно для нас, и с благодарностью склоняемся перед «несовременным» дарованием Елены Гохман, которой не раз удалось с покоряющей убедительностью поведать о сокровенных глубинах человеческой души.
Позволю себе вкратце рассказать о её творческом пути.
Родилась и живёт в Саратове, из которого выезжала только на время учёбы в Московской консерватории, где она занималась по классу композиции Юрия Александровича Шапорина. С тех пор, то есть с конца 1950-х годов, и ведёт Елена Гохман отсчёт своему творчеству. Тогда же началась художественная летопись нашего времени, которую пишет композитор в своих сочинениях. В самом крупном срезе эта летопись может рассказать нам следующее.
Главное событие 1960-х годов состояло в выдвижении нового поколения, поколения родившихся в далёкие теперь 1930-е. Поколения, которому суждено было вынести на своих плечах многое уже и тогда, но ещё больше в следующие десятилетия. На этапе 60-х годов оно мужало, осознавало свои силы и возможности, обретало свой голос, место в жизни. Шёл процесс поиска, и при всех его трудностях он был совершенно необходимым, через него нужно было пройти для формирования новых идей, самостоятельной позиции.
Вот почему это время было прежде всего временем внутренней работы человека над собой, временем интенсивного саморазвития, когда центром притяжения являлся мир личности. И если в этом процессе его так часто преследовало чувство неудовлетворённости, то тем выше следует оценить качества, благодаря которым удавалось выстоять: воля, мужество, способность к преодолениям.
В 1970-е годы к герою музыки Елены Гохман приходит полная жизненная ясность и отчётливость. Желанный «фокус» был найден
и в самом жизнеощущении. Человек вырывается из замкнутого круга субъективных переживаний и выходит на орбиту полнокровного существования. От сумрака к свету, от тоскливости и колебаний к бодрости и уверенности в себе, от витаний в небесах к реальным, земным ощущениям – такова траектория выхода в новое качество, опорой которого являлось слияние с всеобщим потоком окружающей реальности.
Однако достигнутая человеком полнота жизнеощущения постоянно наталкивалась на разного рода препятствия, которые чаще всего не позволяли осуществиться ожиданиям. Первое из них было связано с тем, что действительность оказалась перенасыщенной совершенно невообразимыми контрастами, резкими переключениями из одной противоположности в другую. Соблазнительно видеть в этом свидетельство многогранности сегодняшнего мира, однако куда справедливее ощутить в подобном «совмещении несовместимого» крайнюю напряжённость существования.
Самым драматичным для человека 70-х оказалось столкновение с механизмом власти и вообще с внеличными, фатальными силами современности. Понадобилось пройти путь жестоких испытаний и немалых жертв, чтобы отказаться от иллюзий и осознать тотальную враждебность нынешнего века по отношению к человеку. Приходилось принять это как данность и признать верховенство суровых предписаний, идущих извне, а заодно констатировать принципиальную невозможность гармоничной жизни в условиях ХХ столетия.
Но причины неблагополучия состояли не только в общей расшатанности бытия и его чрезмерной суровости. Немалая вина лежала и на самом человеке, поскольку ему в равной степени были свойственны и высоты духовности, и пропасти грехопадения. При этом всерьёз начинала тревожить нарастающая болезнь отчуждения от собственно человеческого, симптомы которой сказывались в напоре деловитости, прагматизма, в непомерной жёсткости и в примате так называемой производственной деятельности.
Следовательно, Елена Гохман поставила в своём творчестве довольно беспощадный диагноз 1970-м годам, высветив не только их настораживающую неоднозначность, но и их изначально запрограммированный драматизм. И всё-таки это время следует признать для живших тогда относительно благополучным. Им удалось испытать радость внутреннего раскрепощения, изведать минуты счастья, приблизиться к ощущению полнокровного существования. Этим 70-е годы выделились как в сравнении с предшествующим десятилетием, так и в сравнении с последующими 80-ми.
Если судить по музыке Елены Гохман, то в жизни следующего десятилетия, то есть 1980-х годов, контрасты обострились до предела. Что только не противопоставлялось! Полная душевная умиротворённость и дерзкое буйство; восторженность, наивность, простодушие и абсолютная разуверенность, пугающий мрак дьявольщины; высоты духовности и нарочитый примитив; ярость, ожесточение и бессилие, изнеможение и т.д., и т.п. Немудрено, что при таком положении дел резко обнажилась противоречивость существования. Ведущее противоречие времени обозначилось по линии поистине кричащего контраста между стремлением к беспроблемному существованию и неумолимым нарастанием драматизма. С одной стороны, жизнь превращалась в непрерывный досуг, буффонаду, с другой – в сплошную муку, трагедию.
В небывалых масштабах разворачивалась «индустрия» отдохновений, празднеств, весёлого времяпровождения. Правил свой пир юмор, то тонкий, блистательный, то терпкий, грубоватый. Однако всё это очень смахивало на «пир во время чумы». Ведь одновременно тот же человек очутился на самом краю бездны полного отчаяния, безвыходных тупиков. Прижатый к стене, обречённый на тяжелейшую борьбу за право видеть, слышать, чувствовать, он существовал в основном среди тягот и крушений, тревог и бедствий, без света и надежд, вынужденный отказаться от малейших иллюзий. Причём центр тяжести переживаемой драмы был перенесён на отдельно взятую личность. Человек оказался один на один с беспощадным веком, в непробиваемом кольце испытаний. И трагизм положения усугублялся осознанием того, что богатейший потенциал души растрачивался впустую, на изнуряющую битву за выживание.
Если отбросить эмоции, то придётся по меньшей мере констатировать следующее: после интенсивного разворота в 70-е годы жизнь словно бы упирается в невидимую стену и начинает «буксовать». Появились симптомы расслоения на отходящее в прошлое и нацеленное в перспективу. Незаметно уходило что-то важное, служившее прежде опорой всему и вся, что-то внутри устоявшегося уклада неумолимо подтачивалось и разрушалось, постепенно превращаясь в анахронизм. Нарастало отрицание этого уходящего, но замены пока не было и только подспудно чувствовалось, что готовится какой-то коренной слом.
Итак, в 1980-е годы герою музыки Елены Гохман довелось до дна испить чашу бедствий, страданий, горьких разочарований, дойти до последнего предела скорбей и мук. И лишь в глубинах его духа теплилась надежда, что после этих испытаний должно начаться возрождение. Похоже надежда эта не была напрасной. Ещё преждевременно делать далеко идущие выводы, ведь нынешнее десятилетие только начинается. Но, вслушиваясь в последние по времени произведения композитора, можно почувствовать назревающие перемены.
С чего должно начинаться возрождение жизни? В своей музыке Гохман отвечает на этот вопрос с полной определённостью: прежде всего нужно обрести достаточно прочные духовные опоры. Опоры эти видятся как в сфере общечеловеческих ценностей, так и в пути к собственным национальным святыням, через которые явственнее всего означается Россия, «русский дух» и «русская идея». Ещё не миновал трагический час жизни и чтобы перешагнуть его, нужно бесстрашно вглядеться в глубины свои, пройти путь исповедей и покаяний. И тогда начнёт проступать из мрака светоч обновлённой веры, приблизится миг очищения…
Сказанное о пройденном пути из 1960-х годов к началу нынешних, 1990-х, с наибольшей силой претворено в таких произведениях Елены Гохман, как Трио для скрипки, виолончели и фортепиано, Альтовая соната, Квинтет-буфф для медных духовых инструментов, фортепианный цикл «Семь эскизов», Фортепианный концерт и концерт для оркестра «Импровизации», Пять хоров на стихи Блока, камерная оратория «Испанские мадригалы» и вокально-симфоническая фреска «Баррикады», оперы «Цветы запоздалые» и «Мошенники поневоле», балет «Гойя», вокальные циклы «к Родине», «Лирическая тетрадь», «Последние строфы», «Благовещенье».
Сегодня из сочинений композитора мы услышим вокальный цикл «Бессонница», который выдвинут на соискание Государственной премии нынешнего года. Написанный на стихи Марины Цветаевой в 1988 году, он завершил и подытожил характерную для этого десятилетия линию трагизма. Трагизма безвыходности и отчаяния.
Для начала определим, о ком здесь идёт речь. Сразу же ясно, что перед нами натура, наделённая всеми богатствами души. Сколько в ней красоты, утончённости и какими сокровищами чуткости, нежности может она одарить! Однако выпадает на её долю слишком немногое – изредка зыбкое просветление, луч слабой надежды, тень доброго воспоминания, ещё реже – островки ласки, тепла, покоя, грёз. Вот и весь свет в окне, всё счастье. Но как научился человек дорожить этими крупицами. Ценит их буквально на вес золота, ловит на лету, отдаётся им с величайшим трепетом, прикасается к ним с предельной бережностью, лелеет, пестует, боготворит. Проживает каждое мгновенье отрады как драгоценный дар, удерживает всеми силами, потому что знает, что любое из них неповторимо и может стать последним.
Откуда такая нежность?
Не первые – эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала – темней твоих.
Откуда такая нежность?
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами – нет длинней?
Научилась эта душа и другому – тихому смирению, умению покорно принять всё, что приходит извне.
Не думаю, не жалуюсь, не спорю,
Не сплю.
Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,
Ни к кораблю.
Не чувствую, как в этих стенах жарко,
Как зелено в саду.
Давно желанного и жданного подарка
Не жду.
Но в случае чрезвычайной опасности ангельский лик может перемениться на мрачный лик демона. В экстремальной ситуации человек обнаруживает в себе способность к поступку, к яростному противлению. На краю пропасти он способен поставить на карту всё. Сжавшись в пружину, готов вступить в поединок с кем угодно. Рождается отвага отчаяния, испепеляющий гнев отповеди, обжигающий накал страстей, доходящий до ожесточения.
Вот такая, в высшей степени нежная, красивая и в то же время внутренне сильная человеческая натура заявлена в вокальном цикле «Бессонница». И натура эта обречена на существование в сплошной осаде тревог, в железных тисках опасностей, подавляющих воздействий, среди невероятной непрочности нынешнего мира. Всё время нужно быть настороже, в постоянной готовности к беде. Повсюду и всечасно подстерегает судьба – далёкими вздрагиваниями глухо урчащей дьявольской бездны, коварными уколами из-за угла или всегда неожиданными, беспощадно хлещущими ударами.
Вот откуда изматывающее своим постоянством перевозбуждение, судорожное биение сердца, дрожь души, сжавшейся в комок оголённых нервов. Нестерпимая боль может исторгнуть из груди рыдание, пронзительный крик о пощаде. Но ещё чаще слышна кроткая молитвенная мольбы, почти безнадёжная и потому бессильно опадающая.
… Утешь, меня, утешь,
Мне кто-то в сердце забивает гвозди!
Остаётся приблизиться к последней черте – вступить в диалог с самой ночью, бросить вызов вселенскому Злу, произнести не заклинание даже, а яростное заклятье Мрака.
Чёрная, как зрачок, как зрачок, сосущая
Свет – люблю тебя, зоркая ночь.
Голосу дай мне воспеть тебя, о праматерь
Песен, в чьей длани узда четырёх ветров.
Клича тебя, славословя тебя, я только
Раковина, где ещё не умолк океан.
Ночь! Я уже нагляделась в зрачки человека!
Испепели меня, чёрное солнце – ночь!
Затерянность в безвыходных лабиринтах и тоннелях бытия без малейшего света надежды, предельное напряжение, доводимое до грани срыва, полыхающее пламя горящих нервов и кровоточащая рана души – вот в чём была суть трагизма 1980-х. Только какая-то самая малость оберегала от полного отчаяния, поддерживала горение еле теплящейся свечи в этой кромешной тьме.
И что ещё придавало мужества, так это способность взглянуть на происходящее со стороны, отстранившись от своих страданий, апеллируя к высшему, небесному суду. И оттуда приходило полное оправдание: будь спокоен, имярек, этот крестный путь неотвратим и никому не дано более достойно совершить восхождение на Голгофу века.
Такое со мной сталось,
Что гром прогромыхал зимой,
Что зверь ощутил – жалость
И что заговорил – немой.
Мне солнце горит – в полночь!
Мне в полдень занялась – звезда!
Смыкает надо мной – волны
Прекрасная моя беда.
Пройдя круги ада, человек обретал высшую мудрость.
Мудрость, которая опирается на самое сокровенное, негасимое и святое в душе. Мудрость всепонимания и всепрощения.
Ты проходишь на запад солнца,
Ты увидишь вечерний свет,
Ты проходишь на запад солнца,
И метель заметает след.
Мимо окон моих – бесстрастный –
Ты пройдёшь в снеговой тиши,
Божий праведник мой прекрасный,
Свете тихий моей души!
Диктор: Вокальный цикл Елены Гохман «Бессонница» прозвучит в исполнении Натальи Тарасовой (сопрано) и Анатолия Скрипая (фортепиано).